ФОТОФОРУМ

Выставка Владимира Мишукова
"Радость"
7 февраля 2007 года в 20.00
в "ARTERIUM"
по адресу: Москва,1я-Тверская-Ямская, дом 7

Фотографии Владимира Мишукова – это сильное честное мужское высказывание, позволяющее говорить об этическом измерении художественного зрения. Московский зритель помнит Владимира Мишукова по недавней выставке "Культ семьи" в Манеже – возможно, самого нарративного и сюжетного проекта о нашем обществе последних лет. На фотографиях можно читать лица близких и, возможно, любящих друг друга людей, многословные интерьеры с игрушками на шкафах, иконами, книжными корешками, антиквариатом на полках.
Мишуков известен в качестве соратника режиссера Звягинцева – сверхновой звезды отечественного кино, впервые за всю историю венецианского фестиваля взявшего оба главных приза. Атмосферу "Возращения" и фотографии Мишукова сближает нечто трудно уловимое – чистота архетипа.
Можно напомнить о давней (2000) и резонансной выставке в Бутырской тюрьме, многочисленных премиях и призах, но речь не о том.

В новом проекте "Радость" Владимир Мишуков делает очень простую вещь – фиксирует свои путевые впечатления. Фотографируя окружающее из окна поезда, он фактически переоткрывает движение. Получаются странные, насыщенные цветом и энергией фотографии.
Художник понимает неизбежность романтического дискурса при любом взгляде на природу, даже из окна вагона. Немцы сказали бы о привкусе немецкого романтизма, итальянцы – о божественном лесе Данте, англичане – о кельтском эпосе и связи с североевропейским романтизмом.
Но наш наблюдатель заключен не в пейзаже, а технологическом коконе – поезде. Владимир Мишуков открывает зрителю пейзаж как радостную и чуть ностальгическую абстракцию, как место сублимаций горожанина, которого секс в большом городе отвлекает от вожделенных прогулок по лесу.

Владимир Мишуков – очень честный художник, и ему надо верить, когда он утверждает искреннюю и чистую радость движения как непосредственную инспирацию своей новой серии работ. Кажется, что они ведут дальше сказанного им, и нужно усомниться в его словах, чтобы понять – насколько дальше. Нужно бестрепетно переступить через сказанное, выйти за пределы радости, эмоции вообще, и приема, фотографической техники.
От радости мы легко избавляемся умственным усилием, поскольку имеем ее в эстетически вытесненном виде, с приемом сложнее.
Вычесть прием и понять, что остается за его пределами, кажется невозможным, не разрушая самых основ серии, но попробуйте погрузиться в его семантику, и тут же обнаружите его (приема) отсутствие, парадоксальное отсутствие.
В чем тут дело?
Человек, едущий в поезде, видит за окном другого человека, или корову, дерево, столб, поле с кукурузой, и некоторое время задерживает на этом взгляд. В поезде мы становимся немножко идиотами со своей радостью, которой ни с кем не поделишься. Даже в голову никому не приходит делиться (кроме художника) – настолько это кажется личным, почти интимным, эта пассажирская радость. Мы поворачиваем голову, чтобы рассмотреть их получше, а поезд несется, и пространство сворачивается вокруг человека за окном, вокруг коровы или дерева, закручивается в некий вихрь. Длинная выдержка органична, она идет от радостного некритичного взгляда.
То есть перед нами чистое безыскусное зрение, несколько заторможенное даже, - мы стихаем обычно, когда становимся пассажирами.
Желание назвать и вычесть прием наталкивается на странное ускользание. Мы видим сворачивание пространства, и это взвихрение кажется техническим эффектом, приемом, а не чем-то имманентным нашему зрению; однако деконструкция того, что выглядит как прием, сталкивает нас с отсутствием приема и реальностью зрения. Наше желание оказывается радикально фрустрировано, обнаружив вместо приема неведомый симптом зрения.
Движущееся зрение оказывается заряжено энергией пластического переформулирования – у мира обнаруживается иное устройство, неведомая прежде архитектоника, в нем не действует линейная перспектива и он вращается вокруг произвольного числа осей, которые в любой момент выбираются нашим взглядом.
Как мы могли не видеть этого раньше? Как мы могли не видеть, что периферия движущегося взгляда закручивается вокруг его центра? Что в окрестностях идущего поезда пространство организовано в виде тайфунчиков, и бесчисленные земные оси следуют за зрителем как собаки за повозкой? И что эти цветные вихри – вовсе не привилегия Ван Гога, а реальность любого движущегося вуаера?
Получается, что серия Мишукова существует в зоне невнимания, это как бы фотографирование слепого пятна.
Приняв естественность съемки как эквивалента зрения, мы немедленно сталкиваемся с эстетическим вызовом, который, в силу своих антропологических истоков, приобретает силу мировоззренческого утверждения (как клерикальное мышление оскорбляется своим происхождением от обезьян.)
До сих пор мы знали движение, все его агональные, экстатические, пластические и прочие смыслы, в качестве неподвижного зрителя. Мы постигали движение с разных удобных ракурсов, оставаясь неподвижным относительно него – мы смотрели, нечто проносилось мимо.
Проект "Радость" показывает нам движение с изнанки, как состояние, где обитает радость, не замечаемые прежде глазные забавы. Кажется, что этот проект о поэтике движущегося взгляда. Но он также открывает непривычное онтологическое устройство движения, глубинную укорененность эмоции в нем, а это нечто гораздо более вызывающее.
Мы видим отпечатки подлинных, как песчинка в глазу, считываний истин взгляда, вполне антропологических.

_________________
Все,что ты имеешь в окружении - есть проявление сути что в тебе.